Небо над Синаем
Возвращаясь из каждого паломничества, как и из любой поездки, неизменно привозишь с собой в повседневную жизнь целый ворох приятных (а порой и не очень) воспоминаний, массу впечатлений и эмоций. Все это перемешивается, и, просеиваясь, словно сквозь сито, оставляет только радостные, приятные и позитивные воспоминания. Добрые друзья – память и время – стирают весь негатив, давая забыть незначительные мелочи, превращая их в пыль, прах, который и помнить-то не стоит. А вот важное… Оно навсегда остается в памяти и сердце, оставляя светлый и чистый след… Но есть все же одно открытие, возможно, и не очень важное, весомое или глубокое, но такое, которое вдруг поразило сердце и запомнилось, как нечто неожиданное, то, на что ты не надеялся, не ждал или не мог предугадать. Для меня Египет был целиком неожиданно приятным открытием. Но больше всего меня поразило… небо Египта, особенно ночное небо над Синаем.
Это не была паломническая поездка, в прямом смысле этого слова. Но так как Иерусалим на тот момент был не по карману, а побывать там, как и на знаменитом Синае, очень хотелось, то мы с подругой Ксенией (Царствие ей Небесное!) решили убить двух зайцев сразу. Мы взяли путевки в Табу (египетский курорт на границе с Израилем) с включенной в стоимость экскурсией в Иерусалим. Радости от предстоящей поездки не было границ. Эмоциональная Ксюша, как только самолет приземлился в аэропорту Табы, радостно произнесла: «Что готовит мне эта страна?!»
А готовила она нам очень соленое и неожиданно опасное море со всякими невиданными нами доселе морскими гадами на дне. Мы обе в Египте были впервые и подсознательно любое море сравнивали с нашим родным и привычным, а главное безопасным – Черным морем. Но не тут то было. Выданная экскурсоводом раскладка красноречиво свидетельствовала, что в Красном море, перед которым мы стояли в тот момент, водятся всевозможные «чудища», которые раньше мы видели (слава Богу!) только по телевизору. Я же эту живность, ужас, как боялась. Даже кораллы и рыбки не могли перекрыть мою брезгливость к ежам, морским огурцам и подобной дребедени, что отчетливо видна была через маску на дне. Но как бы там ни было, а мы – в Египте, мы – на Красном море.
Впечатлила, конечно же, и экскурсия в цветной карьер. Никогда не думала, что пустыня может быть такой красочной и красивой: с переливами цветов, с причудливостью форм. Там мы впервые встретили бедуинов и даже сфотографировались с одним из них. Единственный раз, пожалуй, на краткий миг у меня прошел страх перед Красным морем. Это был день, когда мы отправились в Голубую лагуну. Там, и вправду, был очень красивый и разнообразный водный мир: кораллы всевозможных цветов, яркие любопытные рыбки то и дело пытливо тыкались прямо в стекло моей маски. Увлекшись, я все плыла дальше от берега, и даже ежи мне уже не казались такими зловеще страшными, как вдруг риф закончился, и я неожиданно оказалась над пропастью. Это был резкий обрыв. Подо мной было море огромной глубины. Цвет воды менялся от сочного аквамаринового, до темно-синего и пугающе черного где-то там, очень глубоко. Аквалангисты казались маленькими, едва различимыми точками, затерявшимися где-то глубоко внизу. А я вдруг увидела свою тень. В проходящих через воду солнечных лучах тень от разведенных рук казалась распахнутыми крыльями. У меня было такое ощущение, будто я парю, словно птица, высоко-высоко в небе, где светло и солнечно, а там, далеко внизу – земля, уже погрузившаяся в ночной мрак и темноту. От этих ощущений у меня перехватывало дух. Но это были, пожалуй, и все наши туристические приключения. Подходило время главных экскурсий, ради которых, собственно говоря, мы и приехали в Египет.
Подъем на гору Синай – ночная экскурсия, ночное паломничество. Как я уже говорила, меня поразило небо Египта. Я никогда себе представить не могла, что небо может быть так низко. Вечерами (а в Египте темнеет быстро) я подолгу смотрела в это небо, и были моменты, когда мне казалось, что до него даже не нужно тянуться рукой, еще чуть-чуть – и оно само на тебя опустится. Да и звезды… Звезды тоже были огромными, ясными и четкими. Они густо усеивали небесный свод, как множество близко горящих огоньков, и создавалось впечатление, будто ты смотришь в окно соседнего дома, а не в далекое небо, где до каждого из этих небесных светил – огромное расстояние. И само небо воспринималось настоящим, дышащим, живым и очень теплым существом. Казалось, лишь протяни руку – и она заскользит, и утонет в нежном, мягком иссиня-черном бархате, струящемся и изысканном. Вот в это небо мы и шли, поднимаясь на Синай. Нас снабдили карманными фонариками, и их лучами мы рассекали небо.
Было невероятно весело касаться лучом своего фонарика какой-то понравившейся звезды. Но все эти забавы мы оставили у подножия горы. Дальше начался подъем. Сперва идти было даже легко, и я уже даже было подумала, что все совсем не так, как это описывали другие. Вот так потихонечку и без особых трудностей мы и преодолеем путь. Но наши провожатые то ли в шутку, то ли всерьез, все твердили о каком-то большом количестве ступеней впереди. К ним мы подошли, уже слегка уставшие, когда небо начало сереть. Я подняла голову вверх и с ужасом поняла, что проводники не шутили. Над нами высились эти самые ступени из камня. Это была самая сложная часть подъема. Я мысленно призывала на помощь Моисея, ведь он дважды смог преодолеть этот путь, и вряд ли тогда все было так цивилизовано. Бывали моменты, когда казалось, что ты не можешь сделать уже ни шагу. Но именно на этом отрезке пути я впервые для себя сделала свое личное открытие. Если есть какая-то важная и четкая цель (достичь вершины, во что бы то ни стало), то на все остальное ты не обращаешь никакого внимания. Люди устали и были раздражены, а потому почем зря, бросались на тех, кто пытался подниматься дальше, и на меня в том числе. Но, пожалуй, впервые злобные нападки не касались моего сердца вообще, а отскакивали словно маленький упругий мячик. Какое это счастье – нечувствие обид. Более того, мы поднимались сами и помогали другим. Был момент, когда и я остановилась буквально у самой вершины, и вдруг услышала сверху голос Ксюши: «Давай руку!» Вместе мы поднялись на вершину горы Синай. От напряжения дрожали ноги, и сами мы дрожали, как осиновые листы: на вершине дул сильный ветер, и было очень-очень холодно. Под нами лежала пропасть. Часовенка, расположенная на горе, была закрыта, и мы не смогли попасть во внутрь. Минут через 10 взошло солнце. Оно поднималось очень быстро над вершинами гор и в мгновение ока уже прочно утвердилось высоко на небосклоне – огромный, яркий, красный диск. Солнце осветило горы, и мы увидели, как же вокруг красиво. Да, нас окружали горы. Они были ниже, чем Синай, но причудливой формы. Лично мне они напоминали красно-коричневые скелеты огромных вымерших динозавров, с которых бережно, но мощно снимал песок археолог-ветер.
Спуск оказался ничем не легче, чем подъем. Не привыкшие к нагрузкам мышцы просто не слушались. Но когда мы все же спустились к подножию горы, и я обернулась назад, чтобы взглянуть на Синай при солнечном свете, я поразилась высоте горы, и казалось невероятным, что я вообще смогла подняться на такую высоту и преодолеть весь этот путь: «И я там только что была?! Не может быть!»
Внизу, у подножия горы, расположился монастырь святой Екатерины. Честно говоря, из-за усталости, невероятного количества людей, и отсутствия хорошо говорящего на русском языке гида, я мало что запомнила о монастыре. Но уже то, что мы побывали в его стенах – огромное благо. Я видела неопалимую купину, растущую на том самом месте, где из этого куста Господь говорил с Моисеем. И было чувство, что место, где мы сейчас стоим и есть место святое, по которому Моисей дерзал ступать с благоговением и трепетом лишь босыми ногами.
А в завершение была поездка в Иерусалим, моя первая поездка, наполовину паломническая, наполовину экскурсионная. Если, конечно, вообще так можно сказать. Я думаю, человек, даже если ему кажется, что он приехал в Иерусалим просто так, отдохнуть или на экскурсию, уже при одном этом решении невольно становится паломником, возможно, сам не осознавая того. Ведь и в экскурсионном туре все тесно переплетено с евангельскими событиями. Нам показали место над Мертвым морем, где находились города Содом и Гоморра. И рассказали библейскую историю, связанную с их судьбой. Честно говоря, глядя на соляные глыбы, зависшие над нами (там, где в соляной столп превратилась жена Лота), становилось не по себе.
В Иерусалиме за день экскурсии все было бегло. Но мы были на Сионе и, конечно же, в храме Гроба Господня. Тогда он на меня произвел ошеломляющее впечатление. Правда, я расстроилась, что из-за нехватки времени, мы не попали в саму Кувуклию. Но ощущения были настолько сильные, что сам факт того, что я стою на том месте, где и рядом находиться не смела даже надеяться, был уже благодатью и великим даром. Более того, я вдруг почувствовала, что обязательно должна еще раз вернуться сюда. Но уже с паломнической группой. И по Промыслу Божию и по милости Его на следующий год отец Роман собирал группу от нашего храма, к которой я и присоединилась, причем буквально в последний день, когда это было возможно.
В ту поездку я ехала без Ксении, она уже была больна, хотя я и не знала об этом. Оказывается, ее болезнь была уже тогда, когда мы ездили с ней в Египет, и поднимались на Синай, и прижимались к стенам Кувуклии, и парили над Голубой лагуной, и любовались переливами цветного каньона. В Оксане было столько жизни и энергии, что я и подумать не могла, что 10 лет назад у нее диагностировали онкологическое заболевание и сделали операцию. Она никогда не жаловалось. Все и всегда у нее было хорошо. Я все удивлялась, сколько в ней добра, участия, чуткости. Как ее хватало на всех?! Она для каждого, кто нуждался в помощи или поддержке, выкладывалась полностью, и морально, и материально. Могла отдать последнее, хотя в средствах и сама была стеснена... Болезнь настигла ее вновь, и она уже не смогла ее победить. В 42 года Ксения умерла.
Всякий раз, когда еду в Чернигов к ней на могилку, и чтобы навестить ее родителей, вспоминаю Египет, Синай и Иерусалим. А еще думаю о том, как щедро Господь посылает в нашу жизнь хороших, важных, светлых, душевно ярких людей. И тогда, каждый раз, испытывая боль и обиду, и уже начиная ругать себя, что сквозь розовые очки смотрю на мир, я вспоминаю о них, о тех людях, которых неизмеримо больше. О тех, кто лишь мимолетно пересекается с нами на жизненном пути, чтобы помочь, сделать для нас что-то важное, иногда – жизненно необходимое, и тут же уйти, порой так быстро, что мы не успеваем узнать их имен. И о тех, которые надолго и прочно поселяются в нашей жизни, в нашей судьбе, в нашей повседневности. И благодаря им, повседневность перестает быть скучными и однообразными буднями. О тех, через которых приходит Божья помощь каждому из нас в каждом конкретном случае. Даже если мы не замечаем того. И тогда мне становится жаль, что не всегда могу и не всегда успеваю сказать, как я безмерно благодарна всем им вместе и каждому из них в отдельности, как на самом деле дорого все, что они делают и даже просто то, что они есть рядом сейчас или были когда-то раньше. И в душе разливается безграничная благодарность Богу, что окружил меня такими людьми. И что каждого Он посылает именно в нужный момент. Как можно иначе смотреть на мир, если тебя окружают такие люди?! Если за тебя кто-то способен просить так же рьяно, как за себя самого; если человек, и сам стесненный в средствах, помог материально, видя, что ты сейчас нуждаешься в деньгах; если тебе предлагают и финансовую, и духовную помощь искренне и от души и даже настаивают на ней; если с тобой самим и заболевшими твоими родными, возятся, как с собственным ребенком, жертвуя и свободным временем, и вниманием, и силами, оказывая и профессиональную помощью, и человеческую; если тебя, замечая твои профессиональные качества, назначают на должность без всяких связей и родства… Когда тобой интересуются и о тебе заботятся, когда о твоем родном человеке, нуждающемся в помощи, идут подавать записки, срываясь с работы, откладывая свои дела, находясь в разных городах, пребывая в паломнических поездках… А как оценить ежедневную молитву всех тех, кто поминает в ней нас… Как бесконечно много доброго можно вспоминать и перечислять. А дорога до Чернигова проходит незаметно.
Через год после смерти Ксении, в день, когда мы собрались ее помянуть, Оксанины родители преподнесли мне сюрприз: «Лена, у нас для тебя подарок от Оксаны». Что-то вдруг встрепенулось в душе: «От Оксаны…» Они вручили мне красиво расписанный колокольчик. Оказалось, что Ксюша, когда поняла, что состояние ее ухудшается, купила заготовку и собственноручно расписала ее для меня. На темно-зеленом фоне красовались яркие цветы. Ксения очень тонко чувствовала людей. И этот рисунок настолько созвучен со мной, что я ни мгновения не сомневалась, что этот колокольчик она расписывала не просто так, не для кого-то. Нет, она писала его для меня, думая обо мне. Превозмогая боль, она пыталась сделать что-то еще доброе и приятное для тех, кого она любила, для нас, любящих ее.
Ее колокольчик стал первым звоночком. После еще одна близкая подруга подарила мне колокольчик в виде ангелочка на день моего рождения. И так незаметно у меня выросла целая коллекция колокольчиков. Каждый из них издает свой звук, непохожий на другие. Так и каждый человек уникален, он оставляет в жизни и в нашей судьбе свой след, непохожий на другие. Но все вместе – это удивительная мелодия, которая скрашивает нашу жизнь, делает ее чистой, звонкой, звучащей, разнообразной, живой…
И это было тоже моим открытием, таким же неожиданным и трепетным, как ночное небо над Синаем...
Автор статьи: Елена Киселева